Четырехэтажная халтура

В центре мира
             стоит Гиз —
оправдывает штаты служебный раж.
Чтоб книгу
          народ
               зубами грыз,
наворачивается
              миллионный тираж.
Лицо
    тысячеглазого треста
                        блестит
электричеством ровным.
Вшивают
       в Маркса
              Аверченковы листы,
выписывают гонорары Цицеронам.
Готово.
       А зав
            упрется назавтра
в заглавие,
           как в забор дышлом.
Воедино
       сброшировано
                   12 авторов!
— Как же это, родимые, вышло??—
Темь
    подвалов
            тиражом беля,
залегает знание —
                  и лишь
бегает
      по книжным штабелям
жирная провинциалка —
                      мышь.
А читатели
          сидят
               в своей уездной яме,
иностранным упиваются,
                      мозги щадя.
В Африки
        вослед за Бенуями
улетают
       на своих жилплощадях.
Званье
       — «пролетарские» —
                         нося как эполеты,
без ошибок
          с Пушкина1
                   списав про вёсны,
выступают
         пролетарские поэты,
развернув
         рулоны строф повёрстных.
Чем вы — пролетарий,
                   уважаемый поэт?
Вы
  с богемой слились
                   9 лет назад.
Ну, скажите,
            уважаемый пролет,—
вы давно
        динаму
              видели в глаза?
— Извините
          нас,
              сермяжных,
                        за стишонок неудачненький.
Не хотите
         под гармошку поплясать ли?—
Это,
    в лапти нарядившись,
                        выступают дачники
под заглавием
              — крестьянские писатели.
О, сколько нуди такой городимо,
от которой
          мухи падают замертво!
Чего только стоит
                 один Радимов
с греко-рязанским своим гекзаметром!
Разлунивши
          лысины лачки,
убежденно
         взявши
               ручку в ручки,
бороденок
         теребя пучки,
честно
      пишут про Октябрь
                       попутчики.
Раньше
      маленьким казался и Лесков —
рядышком с Толстым
                   почти не виден.
Ну, скажите мне,
               в какой же телескоп
в те недели
           был бы виден Лидин?!
 — На Руси
          одно веселье —
                         пити...—
А к питью
         подай краюху
                     и кусочек сыру.
И орут писатели
               до хрипоты
                          о быте,
увлекаясь
        бытом
            госиздатовских кассиров.
Варят чепуху
          под клубы
                  трубочного дыма —
всякую уху
          сожрет
                читатель-Фока.
А неписанная жизнь
                  проходит
                          мимо
улицею фыркающих окон.
А вокруг
        скачут критики
                      в мыле и пене:
— Здорово пишут писатели, братцы!
— Гений-Казин2,
          Санников-гений...
Все замечательно!
                 Рады стараться!—
С молотка
         литература пущена.
Где вы,
       сеятели правды
                     или звезд сиятели?
Лишь в четыре этажа халтурщина:
Гиза,
     критика,
             читаки
                   и писателя.
Нынче
     стала
          зелень веток в редкость,
гол
   литературы ствол.
Чтобы стать
           поэту крепкой веткой —
выкрепите мастерство!