Три души

      Но грустно думать, что напрасно
      Была нам молодость дана.1

В наш век томительного знанья,
     Корыстных дел
Шли три души на испытанья
     В земной предел.
И им рекла господня воля:
     «В чужбине той
Иная каждой будет доля
     И суд иной.
Огнь вдохновения святого
     Даю я вам;
Восторгам вашим будет слово
     И власть мечтам.
Младую грудь наполню каждой,
     В краю земном
Понятьем правды, чистой жаждой,
     Живым лучом.
И если дух падет ленивый
     В мирском бою,—
Да не винит ваш ропот лживый
     Любовь мою».
И на заветное призванье
     Тогда сошли
Три женские души в изгнанье
     На путь земли.

Одной из них судило провиденье
Впервые там увидеть дольный мир,
Где, воцарясь, земное просвещенье
Устроило свой Валфазарский пир2.
Ей пал удел познать неволи светской
Всю лютую и пагубную власть,
Ей с первых лет велели стих свой детской
К ногам толпы смиренной данью класть;
Свои нести моления и пени
В житейский гул, на площадь людных зал,
Потехою служить холодной лени,
Быть жертвою бессмысленных похвал.
И с пошлостью привычной, безотлучной
Сроднилася и ужилась она,
Заветный дар ей стал гремушкой звучной,
Заглохли в ней святые семена.
О днях благих, о прежней ясной думе
Она теперь не помнит и во сне;
И тратит жизнь в безумном светском шуме,
Своей судьбой довольная вполне.

   Другую бросил бог далеко
   В американские леса;
   Велел ей слушать одиноко
   Пустынь святые голоса;
   Велел бороться ей с нуждою,
   Противодействовать судьбе,
   Всё отгадать самой собою,
   Всё заключить в самой себе.
   В груди, испытанной страданьем,
   Хранить восторга фимиам;
   Быть верной тщетным упованьям
   И неисполненным мечтам.
   И с данным ей тяжелым благом
   Она пошла, как бог судил,
   Бесстрашной волью, твердым шагом,
   До истощенья юных сил.
   И с высоты, как ангел веры,
   Сияет в сумраке ночном
   Звезда не нашей полусферы
   Над гробовым ее крестом.

   Третья — благостию бога
   Ей указан мирный путь,
   Светлых дум ей было много
   Вложено в младую грудь.
   Сны в ней гордые яснели,
   Пелись песни без числа,
   И любовь ей с колыбели
   Стражей верною была.
   Все даны ей упоенья,
   Блага все даны сполна,
   Жизни внутренней движенья,
   Жизни внешней тишина.
   И в душе, созрелой ныне,
   Грустный слышится вопрос:
   В лучшей века половине
   Что ей в мире удалось?
   Что смогла восторга сила?
   Что сказал души язык?
   Что любовь ее свершила,
   И порыв чего достиг?—
   С прошлостью, погибшей даром,
   С грозной тайной впереди,
   С бесполезным сердца жаром,
   С волей праздною в груди,
   С грезой тщетной и упорной,
   Может, лучше было ей
   Обезуметь в жизни вздорной
   Иль угаснуть средь степей...