Письмо Антокольскому

Здравствуйте, Павел Григорьевич!
                  Всем штормам вопреки,
пока конфликты улаживаются и рушатся материки,
крепкое наше суденышко летит по волнам стрелой,
и его добротное тело пахнет свежей смолой.

Работа наша матросская
                  призывает бодрствовать нас,
хоть вы меня и постарше, а я помоложе вас
(а может быть, вы моложе, а я
                       немного старей)...
Ну что нам все эти глупости?
                 Главное — плыть поскорей.

Киплинг, как леший, в морскую дудку
                  насвистывает без конца,
Блок1 над картой морей просиживает,
                  не поднимая лица,
Пушкин2 долги подсчитывает,
                  и, от вечной петли спасен,
в море вглядывается с мачты
                  вор Франсуа Вийон!

Быть может, завтра меня матросы
                  под бульканье якорей
высадят на одинокий остров
                  с мешком гнилых сухарей,
и рулевой равнодушно встанет
                  за штурвальное колесо,
и кто-то выругается сквозь зубы
                  на прощание мне в лицо.

Быть может, все это так и будет.
                  Я точно знать не могу.
Но лучше пусть это будет в море,
                  чем на берегу.
И лучше пусть меня судят матросы
                  от берегов вдали,
чем презирающие море
                  обитатели твердой земли...

До свидания, Павел Григорьевич!
                  Нам сдаваться нельзя.
Все враги после нашей смерти
                  запишутся к нам в друзья.
Но перед бурей всегда надежней
                  в будущее глядеть...
Самые чистые рубахи велит капитан надеть!