К В. А. Панаеву (Когда в цепи карет...)

Когда в цепи карет, готовых для движенья,
     Нашли вы место наконец,
     И приютились, как мудрец,
Меж девственных старух избегнув искушенья,
     И взвизгнул роковой свисток,
     И в дальний путь вас пар увлек;
Смущен, как человек пред диким приговором,
За быстрым поездом следил я долгим взором,
     Пока он скрылся — и за ним,
     Помедлив, разлетелся дым;
Пустынно две бразды железные лежали,
И я пошел домой, исполненный печали...

Так вы уехали!.. А длинный разговор
Еще звучит в ушах, как дружелюбный спор,
Но обоюдные запросы и сомненья
Уныло на душе остались без решенья.
Что эти сумерки — пророчат ли рассвет?
Иль это вечер наш и ночь идет вослед?
     Что миру — жизнь иль смерть готова?
     Возникнет ли живое слово?
Немое множество откликнется ль на зов?
Иль веру сохранит в ношение оков?
     Как это знать!.. Так сеятель усталый
     Над пашнею, окончив труд немалый,
     Безмолвствуя в раздумии стоит
     И на небо и на землю глядит:
Прольется ль свежий дождь над почвой оживленной
Или погибнет сев, засухою спаленный?

Я знаю — с родины попутный ветр пошел,
Заря проснулася над тишиною сел;
Как древний Ной — корабль причалил к Арарату,
И в море тихое мы пролагаем путь,
Как мирный мост, как связь востоку и закату,
И плавно хочет Русь все силы развернуть.
Я знаю — с берега Британии туманной
Живою жилою под морем нить прошла
До мира нового... И вот союз желанный!
И так и кажется, что расступилась мгла —
И наши племена, с победной властью пара,
Дорогу проведут вокруг земного шара.
Оно торжественно! И воздух свежих сил
Так дышит верою в громадность человека...
А тут сомнение и веянье могил
Невольно чуется при замиранье века.
     И вижу я иные племена —
     Тут — за морем... Их жажда — кровь, война,
     И, хвастая знаменами свободы,
     Хоть завтра же они скуют народы,
Во имя равенства все станет под одно,
Во имя братства всем они наложат цепи,
Взамен лесов и нив — всё выжженные степи,
И просвещение штыками решено —
И будет управлять с разбойничьей отвагой,
Нахальный генерал бессмысленною шпагой.

Чем это кончится? Возьмет ли верх палач
И рабства уровень по нас промчится вскачь,
Иль мир поднимется из хаоса и муки
При свете разума, при ясности науки?
     Как это знать? Над пашнею стою,
     Как сеятель, и голову мою
     Готов сложить без сожаленья;
     Но что же мой последний миг — 
     Он будет ли тяжелый крик
     Иль мир спокойного прозренья?..

     Вас проводя, так думал я, друг мой,
     В безмолвии, когда я шел домой,—
Но обоюдные запросы и сомненья
Уныло на душе остались без решенья.