Элегия (Склонился на руку...)

   «Склонился на руку тяжелой головою
   В темнице сумрачной задумчивый Поэт...
   Что так очей его погас могущий свет?
   Что стало пред его померкшею душою?
   О чем мечтает? Или дух его
      Лишился мужества всего
   И пал пред неприязненной судьбою?»
   — Не нужно состраданья твоего:
   К чему твои вопросы, хладный зритель
   Тоски, которой не понять тебе?
   Твоих ли утешений, утешитель,
   Он требует? оставь их при себе!
Нет, не ему тужить о суетной утрате
      Того, что счастием зовете вы:
Равно доволен он и во дворце и в хате;
Не поседели бы власы его главы,
   Хотя бы сам в поту лица руками
Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;
   Он был бы тверд под бурей и грозами
   И равнодушно снес бы мраз и зной.
Он не терзается и по златой свободе:
Пока огонь небес в Поэте не потух,
Поэта и в цепях еще свободен дух.
   Когда ж и с грустью мыслит о природе,
О божьих чудесах на небе, на земле:
О долах, о горах, о необъятном своде,
О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,
   О солнечном, блистательном восходе,
      О дивном сонме звезд златых,
Бесчисленных лампад всемирного чертога,
   Несметных исповедников немых
   Премудрости, величья, славы бога,—
      Не без отрады всё же он:
   В его груди вселенная иная;
В ней тот же благости таинственный закон,
      В ней та же заповедь святая,
По коей высше тьмы и зол и облаков
Без устали течет великий полк миров.
Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,
   Которым, будто тучей, облегло
      Певца унылое чело?
      Увы! он о судьбе тоскует,
Какую ни Гомер, ни Камоенс, ни Тасс,
   И в песнях и в бедах его предтечи,
   Не испытали; пламень в нем погас,
Тот, с коим не были ему ужасны встречи
Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой
      Ни с ветреной изменой
   Любви, давно забытой и презренной,
      Ни даже с душною тюрьмой.