Я комнату снимаю на Сущевской...

Я комнату снимаю на Сущевской.
Успел я одиночеством пресытиться,
и перемены никакой существенной
в квартирном положеньи не предвидится.
Стучит,
    стучит моя машинка пишущая,
а за стеной соседка,
              мужа пичкающая,
внушает ему сыто без конца,
что надо бы давно женить жильца.

А ты,
    ты где-то,
           как в другой Галактике,
и кто-то тебя под руку галантненько
ведет —
      ну и пускай себе ведет.
Он тот, кто надо,
            ибо он не тот.
Воюю.
   Воевать — в крови моей.
Но, возвращаясь поздней ночью,
                           вижу я,
что только кошка черно-бело-рыжая
меня встречает у моих дверей.
Я молока ей в блюдечке даю,
смотрю,
    и в этом странном положеньи
одержанная час назад в бою
мне кажется победа пораженьем.
Но если побежден, как на беду,
уже взаправду,
          но не чьей-то смелостью,
а чьей-то просто тупостью и мелкостью,
куда иду?
     Я к матери иду.
Здесь надо мной не учиняют суд,
а наливают мне в тарелку суп.
Здесь не поймут стихов моих превратно,
а если и ворчат —
            ворчат приятно.
Я в суп поглубже ложкою вникаю,
нравоученьям маминым внимаю,
киваю удрученной головой,
но чувствую —
          я все-таки живой.
И мысли облегченные скользят,
и губы шепчут детские обеты,
и мучившее час тому назад
мне пораженье кажется победой...