Мой истукан

Готов кумир, желанный мною,
Рашетт его изобразил!
Ой хитрою своей рукою
Меня и в камне оживил.
Готов кумир! - И будет чтиться
Искусство Йраксншеля в нем, -
Нор мне какою честью льститься
В бессмертном истукане сем?
Без славных дел, гремящих в мире,
Ничто- и царь а своем кумире.
Ничто! и не живет тот смертный,
О ком ни. малой нет молвы,
Ни злом, ни благом не приметный,
Во гробе погребен живы”.
Но ты, о зверских душ забава!
Убийство! - я не льщусь тобой,
Батыев и Маратов слава
Во ужас дух приводит мой;
Не лучше ли мне быть забвенну,
Чем узами сковать вселенну?
Злодейства малого мне мало,
Большого делать не хочу:,
Мне скиптра небо не вручало,
И я на небо не рошгу.
Готов я управляться властью,;
А .если ею и стеснюсь
Чрез зло, - моей я низкой настью
С престалом света яе сменюсь.
Та мысль всех казней мне страшнее:
Представить в -вечности злодел!
Злодей, который самолюбью
И тайной гордости своей
Всем жертвует; его орудью
Преграды нет, алчбе - цепей;
Внутрь совестью своей .размучен,
Вне с радостью губит других;
Пусть дерзостью, .удачей звучен,
Но не велик в глазах моих.
Хотя бы богом был он злобным,
Быть не хочу ему подобным.
Легко злом мир греметь заставить,
До Герострата только шаг;
Но трудно доблестью прославить
И воцарить себя в сердцах:
Век должно добрым быть нам тщиться,
И плод нам время даст одно;
На зло лишь только бы решиться”
И вмиг саделано оно.
Редка на свете добродетель,
И редок благ прямых содетель.
Он редок! - Но какая разность
Меж славой доброй и худой?
Чтоб имя приобресть нам, знатность,
И той греметь .или другой,
Не все ль равно? - Когда лишь будет
Потомство наши знать дела,
И злых и добрых не забудет.
Ах, нет! - природа в яас влила
С душой и отвращенье к злобе,
Любовь к добру - и сущим в гробе.
Мне добрая приятна слава,
Хочу я человеком быть,
Которого страстей отрава
Бессильна сердце развратить;
Кого ни мзда не ослепляет,
Ни сан, ни месть, ни блеск порфир;
Кого лишь правда научает,
Любя себя, любить весь мир
Любовью мудрой, просвещенной,
По добродетели священной.
По ней, котора составляет
Вождей любезных и царей;
По ней, котора извлекает
Сладчайши слезы из очей.
Эпаминонд ли защититель
Или благотворитель Тит,
Сократ ли, истины учитель,
Или правдивый Аристид, -
Мне все их имена почтенны
И истуканы их священны.
Священ мне паче зрак героев.
Моих любезных сограждан,
Пред троном, на суде, средь боев
Душой великих россиян.
Священ! - Но если здесь я чести
Современных не возвещу,
Бояся подозренья в лести, -
То вас ли, вас ли умолчу,
О праотцы! делами славны,
Которых вижу истуканы?
А если древности покровом
Кто предо мной из вас и скрыт,
В венце оливном и лавровом
Великий Петр как жив стоит;
Монархи мудры, милосерды,
За ним отец его и дед;
Отечества подпоры тверды,
Пожарский, Минин, Филарет,
И ты, друг правды, Долгоруков!
Достойны вечной славы звуков.
Достойны вы! - Но мне ли права
Желать - быть с вами на ряду?
Что обо мне расскажет слава,
Коль я безвестну жизнь веду?
Не спас от гибели я царства,
Царей на трон не возводил,
Не стер терпением коварства,
Богатств моих не приносил
На жертву, в подкрепленье трона,
И защитить не мог закона.
Увы! - Почто ж сему болвану
На свете место занимать,
Дурную, лысу обезьяну
На смех ли детям представлять,
Чтоб видели меня потомки
Под паутиною в пыли,
Рабы ступали на обломки
Мои, лежащи на земли?
Нет! лучше быть от всех забвенным,
Чем брошенным и ввек презренным.
Разбей же, мой вторый создатель,
Разбей мой истукан, Рашетт!
Румянцева лица ваятель
Себе мной чести не найдет;
Разбей! - Или постой немного;
Поищем, нет ли дел каких,
По коим бы, хотя не строго
Судя о качествах моих,
Ты мог ответствовать вселенной
За труд, над мною понесенной.
Поищем! - Нет. - Мои безделки
Безумно столько уважать,
Дела обыкновенны мелки,
Чтоб нас заставить обожать;
Хотя б я с пленных снял железы,
Закон и правду сохранил,
Отер сиротски, вдовьи слезы,
Невинных оправдатель был,
Орган монарших благ и мира, -
Не стоил бы и тут кумира.
Не стоил бы: все знаки чести”
Дозволенны саэанм себе.
Плоды тщеславия и лести.
Монарх! постыдны и тебе.
Желает хвал, благодаренья
Лишь низкая себе душа,
Живущая из награжденья, -
По смерти слава хороша;
Заслуги я грабе созревают,
Герои в вечяостн сияют.
Но если дел и не имею,
За что б кумяр мне посвятить, -
В достоинстве втшеягнть я смею.
Что акал достоагаствы я чтить,
Что мог изобразить Фелицу,
Небесну благость во нлоти,
Что пел я россев ту царицу,
Какой другой нам не иайти
Ни днесь, ни впредь в пространстве мира:
Хвались моя, хвались тем, лира!
Хвались! - и образ мой скудельной
В храм славы возноси с собой;
Ты можешь быть столь дерзновенной,
Коль тихой некогда слезой
Ты взор кропя Екатерины
Могла приятною ей быть;
Взносись, и достигай вершины,
Чтобы на ней меня вместить,
Завистников моих к досаде,
В ее прекрасной колоннаде.
На твердом мраморном помосте,
На мшистых сводах “еж столгаж,
В меди, в величественном росте,
Под сенью райских вкруг дерев,
Поставь со славными мужами!
Я стану с важностью стоять;
Как от зарей всяк день лучами,
От светлмх щарских лиц блистать,
Не движим вихрями, ни громом,
Под их божественным гюкрввом.
Прострется облак благовонный.
Коврами вкруг меня цветы. -
Постой, пиит, восторга полный!
Высоко залетел уж ты;
В пыли валялись в Омиры.
Потомство - грозный судия:
Оно рассматривает лиры,
Услышит, глас и твоея,
И пальмы взвесит и перуны.
Кому твои гремели струим.
Увы! легко случиться может,
Поставят и тебя льстецом;
Кого днесь тайно злоба гложет,
Тот будет завтра въявь врагом;
Трясут и троны люда злые:
То, может быть, и твой кумир
Через решетки, золотые
Слетит и рассмешит весь мир,
Стуча с крыльца ступень с ступени,
И скатится в древесны тени.
Почто ж позора ждать такого?
Разбей, Рашетт, мои черты!
Разбей! - Нет, нет; еще полслова
Позволь сказать себе мне ты.
Пусть тот, кто с большим дарованьем
Мог добродетель прославлять,
С усерднейшим, чем я, стараньем
Желать добра и исполнять,
Пусть тот, не медля, и решится, -
И мой кумир им сокрушится.
Я рад отечества блаженству:
Дай больше, небо, таковых,
Российской силы к совершенству,
Сынов ей верных и прямых!
Определения судьбины
Тогда исполнятся во всем;
Доступим мира мы средины,
С Гавгеса злато соберем;
Гордыню усмирим Китая,
Как кедр, наш корень утверждая.
Тогда, каменосечец хитрый!
Кумиры твоего резца
Живой струей испустят искры
И в внучатах возжгут сердца.
Смотря на образ Марафона,
Зальется Фемистокл слезой,
Отдаст Арману Петр полтрона,
Чтоб править научил другой;
В их урнах фениксы взродятся
И вслед их славы воскрылятся.
А ты, любезная супруга!
Меж тем возьми сей истукан;
Спрячь для себя, родни и друга
Его в серпяный твой диван;
И с бюстом там своим, мне милым,
Пред зеркалом их в ряд поставь,
Во знак, что с сердцем справедливым
Не скрыт наш всем и виден нрав.
Что слава! - Счастье нам прямое
Жить с нашей совестью в покое.