За свободную веру

1. 

Стучали так тяжко тюремные двери
И цепи гремели, когда их вели.
Сквозь петли решетки как дикие звери
В волненьи столпились пред нами они. 

Их лица к решетке сначала в молчаньи
Прижалися жадно, родных и друзей
Ища между нами… И только бряцанье
Мне душу терзавших звучало цепей… 

Потом — закричали они за решеткой!
И мы, чтоб могли нас они услыхать,
Кричали! Надрывно ревели сто глоток.
То ад был. Мне жутко сейчас вспоминать! 

Средь лязга цепей арестантов кандальных,
Средь бритых убийц я его увидал.
Но взор не унылый, но взгляд не печальный
Сквозь петли решетки его мне сиял. 

Сквозь петли решетки худое смотрело
Лицо, изможденное долгой тюрьмой,
Но ласка такая в том взоре глядела,
Что радость мне хлынула в душу волной. 

Так вот он — борец за свободное слово,
Борец за свободную веру души,
Мужицкий апостол ученья Христова,
Страдалец за слово и дело любви! 

Травимый, как зверь, из селенья в селенье
Ходил он, и в царстве насилья и слез
Любви он великой благое ученье
Народу, во мраке страдавшему, нес. 

Призывом великой любви и свободы
Он бога, он новую душу будил
В сердцах угнетенных и темных народа.
Он мертвых душою взывал из могил. 

За ним по пятам его кралось гоненье:
“Как смел он о боге, мужик, рассуждать!
“Как смел он Христа возглашать им ученье,
“К свободе рабов и слепцов призывать?! 

“Как смел он учить, что не храмы, моленья,
“А дух, преисполненный братской любви,
“Угоден лишь богу, что в нем лишь спасенье
Для мира, тонущего в братской крови!”. 

Попы и урядники вместе травили,
И темные люди, крещеная тьма,
Его с беспощадной жестокостью били.
О нем объявили: сошел он с ума! 

И в доме безумных три года держали.
Но выйдя, он снова по селам шагал,
И снова свободные речи звучали,
И снова к любви и к свободе он звал. 

Теперь из острога в острог его гнали
С цепями на честных рабочих руках
В немые, дремучие, дикие дали,
Чтоб сгас он навеки в сибирских снегах. 

Сквозь крик, сквозь цепей неумолчных бряцанье
“Брат милый! — мне ласковый голос сказал: —
“Здесь столько работы! Здесь столько страданья!
“Здесь столько я алчущих братьев сыскал! 

“Здесь братья изныли от смертного плена
“В когтях у порока, разврата и тьмы.
“Полны здесь безумной жестокостью стены,
“Отчаянья и злобы полны здесь умы. 

“Здесь души в острожной гниют преисподней,
“В безбожьи, в распутства и пьянства гною.
“Здесь нужен так голос о правде господней!
“И малое я, что могу, им даю…”. 

2. 

И ярко виденье вдруг встало пред мною:
Средь каторжных братьев на нарах сидел
Он в камере, полной вонючею мглою,
И песнь им о боге вселюбящем пел. 

Евангелье им он читал. И злодеи,
Убийцы так жадно внимали стихам,
Как-будто у светлых озер Галилеи
Христос об отце говорил рыбакам. 

Убийцам, злодеям, чьи страшные руки
В безвинной забрызганы были крови,
Он в бездне паденья, во мраке их муки
Раскрыл им великое солнце любви. 

В душе их преступной, презренной, убогой,
Которую мир растоптал и проклял,
Раскрыл он живого великого бога!
Он божьего сына в убийце признал!… 

3. 

Я видел его на этапах далеких:
Он слабым служил и ходил за больным.
С дитёй каторжанским он ночью глубокой
Возился с недужным и пел он над ним. 

Я видел, как каторжных злоба стихала
От слов его речи любовно-простой,
Конвойных взбешенных рука упадала,
Поднявшись над каторжной рабской спиной. 

Я видел: в якутских улусах, с работой
В руках неустанных и с лаской в устах,
Будил он и словом и братской заботой
Великие чувства в якутских сердцах. 

Я видел, как всюду Христово ученье,
Как солнце, высоко он нес над собой
В безгласные дебри, в снега поселенья,
Свет веры везде разливая живой. 

И знал я — нет власти на свете, нет силы,
Могущей заставить его отступить.
Ни цепи, ни пытки, ни штык, ни могила —
Не может ничто его душу сломить! 

Все, все пронеслось предо мною в мгновенье,
Что ждет его сердце на крестном пути:
Все скорби, все муки… и радость служенья
Любви, бесконечной, великой любви! 

Свиданью конец. И гремели цепями
Опять каторжане, столпившись в дверях.
Последний привет он послал мне очами
И скрылся навеки в острожных стенах. 

Но, кажется, все он стоит предо мною,
И речь его жадно сквозь крик я ловлю,
И свет его в сердце мне льется волною
И душу высоко подъемлет мою!