В камере № 23

О, как тяжела ты, тюремная мгла!
Каким же сегодня ты камнем давящим
На бедное сердце ее налегла! 

Как тяжек был день весь под жаром палящим,
Но ночь тяжелее…
Давно уже тьма
Окутала камеру траурным флером…
Так хочет забыться она… И нет сна… 

Недвижным, тоскливым, измученным взором
Глядит она в сумрак… Давно уж огни
Погасли в тюрьме, и темно, как в могиле… 

Сегодня опять ведь допросом, они
Всю душу изранили ей, истомили… 

Все тело как будто разбито. В очах
Холодные, тяжкие слезы застыли…
И в сердце ее, как и в этих стенах,
Темно, как в холодной могиле. 

О, если бы кто-нибудь близкий, родной,
Склонился внезапно с участьем над нею…
Одно только слово бы ласки простой, —
И стало б светлей и теплее!.. 

О, если б на миг хоть к родной ей груди
Прильнуть бы, заплакать, свободно рыдая!
Но нет никого, никого… Впереди
Одна только ночь лишь немая,
Бессонная, долгая, долгая ночь… 

Но чья это светлая тень к изголовью
Прижалась ее?!..
О, с какою любовью
Глядишь ты, родная, на бедную дочь!
Как чудно во мраке полночном горят
Небесно-прекрасные очи!
Как сладко в безмолвии ночи
Небесные речи звучат: 

“Всюду, девочка моя милая…
Всюду, девочка моя кроткая,
На тебя я, незримая,
С беспредельной любовью смотрю.
За стеною острога унылого,
За холодной железной решеткою
Я с тобою, дочурка любимая.
Я и днем ведь в душе у тебя говорю
И во мраке ночном я всегда ведь с тобой,
Ангел мой дорогой!

О, я знаю всю муку, всю муку твою
За других, в этих клетках в мученьях сгорающих
И в безумии голову в стены свою
Разбивающих…
Твои муки о жертвах, во мраке ночей
Страшных, зверских, быть-может, расправ палачей
В этих клетках кругом ожидающих … 

Не терзай так жестоко себя их страданьем, —
Береги свои силы, голубка моя!
Много, много суровых, больших испытаний
На пути ожидает далеком тебя. 

Всей душой, для народа раскрытою, смело
По дороге моей ты так рано пошла,
И за мною тебя за народное дело
Та дорога в тюрьму привела. 

Я горда, я счастлива тобою безмерно,
Дочь — товарищ во всем — в, идеале, в труде!
Знаю я: друг народа скромнейший, но верный,
Никогда не изменишь ему ты в борьбе. 

По тропе по своей, пробивая упорно
Путь народу к великому свету, пойдешь
Ты сквозь мрак, удушающий родину, черный,
К новой мысли народ поведешь! 

Побори-ж в себе муку тюрьмы неисходную!
Все до капли, все силы, родная, свои
Сбереги для великого дела народного,
Для свободы великой, великой любви! 

Усни… Ты, ведь, так исстрадалася
В эти ночи бессонные…
Усни… Мама крепко к тебе прижалася…
Закрой твои милые глаза истомленные… 

Спи, — ведь, мама с тихой ласкою
Распростерла крылья нежные
Над твоей головкой бедною…
Спи, — и цепью безмятежною
Обовьют тебя прекрасные
Сны небесные, сны ясные…
Сны, как утро весны, золотистые,
Как весенняя травка, душистые,
Унесут тебя к нам, в наше небо безбурное,
Вечно светлое, вечно лазурное!..”.

И как в детстве, под теплою мамы рукой,
Светлой, радужной дремы полна,
Засыпала она в колыбельке родной, —
Так забылась на койке тюремной она… 

Ночь плывет… И всю ночь, до тюремной зари,
Чьи-то очи над нею так чудно горят,
Чьи-то речи над нею так сладко звучат,
Расточая ей милые ласки свои!..

А на утро засовы опять загремят,
И с тюремною, бледною, жалкой зарей
Снова глянет в глаза ее мертвой тоской
Бесконечный, тюремный, безжалостный ад.