В воздухе русском мне вечно слышна…

В воздухе русском мне вечно слышна,
В ветра над русской деревней рыдании
В шуме лесов все звучит мне она —
Песня о вечном народном страдании. 

Ветер осенний по селам ревет:
“Подати! Подати! Подати!”. Молотом
В сердце то слово колотит. Встает
Призрак зловещий раззора и голода. 

Дети ревут — нипочем не унять…
Власти за подать Буренку любимую
Отняли. Всех их вскормила, как мать.
Взяли под нож под мясницкий родимую! 

Баба ревет: “Ведь последних овец
За недоимки забрали, проклятые.
Видно, хотят раззорить нас в конец”.
Тучами горе нависло над хатами. 

В город для подати хлеб трудовой
Тащит мужик. За гроши он там сбудется,
И в кабаках по дороге домой
Пьяному рабская жизнь позабудется. 

Прожил отец в угнетеньи и тьме,
Света и детям не знать в их бессчастии.
Бродят в их маленьком детском уме
Грезы о школе, как сказочном счастии… 

Школа далеко. Куда им добресть!..
Нету обувки… нет теплой одеженки…
Зиму на печке им с дедом сидеть.
Нету им к знанью, нет к свету дороженьки 

Плачет тяжелой, ненастной слезой
Небо над избами сирыми, темными…
Матери плачут, и льются рекой
Горькие слезы их горя огромного. 

Рекруты с гиком проходят селом.
Пьяная песня гремит, разливается.
Мать и сноха вся в слезах пред окном…
Сердце от муки-тоски надрывается. 

Завтра в солдаты сынка увезут,
Сделают деспотов рабской охраною.
Душу ему искалечат — вернут
Дерзким бездельником с болью поганою. 

Труд твой и скарб твой и жизнь вся твоя,
Русский народ, вся чужая, вся связана.
Все отдавай, что хотят от тебя,
Делай, дыши и умри, как приказано. 

Год за годами проходят века…
Где ж человечная доля, свободная?
На цепь в тюрьме вековой заперта
Рабская русская доля народная!