Жрецу эстетики

Потоком звучных слов, певучею волною
Лились твои стихи. Искусства знатоки
Признали песнь твою волшебной, неземною,
Рукоплескали ей, плели тебе венки.
Ты сладко, звонко пел, как соловей весною,
Про солнце и любовь, цветы и ручейки…
А родина твоя - страдалица немая -
Под снежным саваном стонала, замерзая.

Ты стонов не слыхал. Мелодия созвучий
Баюкала тебя чарующей красой;
Как царственный орел, свободный и могучий,
Парил ты в вышине прозрачно-голубой,
Купался в облаках, гнался за гордой тучей,
Знать не хотел земли… А в бездне, под тобой,
Рыданья слышались, и вопли, и проклятья:
Без хлеба, в темноте там гибли люди-братья.

Ты “грязной прозою” считал родное горе;
Восторженной душой ты жил в стране чудес
“Искусства чистого”; в холодном, мертвом взоре
Античной статуи, в сиянии небес,
В колоннах мраморных, в живой лазури моря,
В душистом ветерке, будившем сонный лес,
Да в женской красоте искал ты вдохновенья
И мимолетных грез. Ты пел для наслажденья!
Суд родины настал. Венкам твоим лавровым
Теперь несдобровать… Перед тобой, певец,
Страдалица и мать стоит в венке терновом,
Презрения полна: “Ты не поэт, а жрец
Бездушных идолов! Могучим, вещим словом
Ты мне не послужил; не разбудил сердец,
Умов, забывших долг; огонь любви священной
Не захотел зажечь в них песней вдохновенной.

Не знаю я тебя. Какой ты хочешь славы?..
Сходил ли ты ко мне с высоких облаков?
Твои певучие красивые “октавы”
Я слышала сквозь стон голодных бедняков;
Как яд насмешки злой, как жгучая отрава,
Лились веселые мелодии стихов
В истерзанную грудь… Прими же в награжденье
Забытой матери презренье и забвенье!

Ты мог поэтом быть, но чудный дар природы
Унизил, обратил в игрушку для людей…
Поэт - мой щит и меч; меня в былые годы
Он грудью защищал. Он сеятель идей,
Он голос, он язык безгласного народа,
Он первый луч зари грядущих светлых дней!
Будь сам себе судья! Скажи, я жду ответа,
Достоин ли ты был названия поэта”.