|
Невозможно не вклиниться
в человеческий водоворот -
у подъезда гостиницы
тесно толпится народ.
Не зеваки беспечные,
что на всех перекрестках торчат,-
дюжий парень из цеха кузнечного,
комсомольская стайка девчат.
Искушенный в политике
и по части манер,
в шляпе, видевшей видики,
консультант-инженер.
Тут же - словно игрушечка
на кустарном лотке -
боевая старушечка
в темноватом платке.
И прямые, отменные,
непреклонные, как на часах,
молодые военные
в малых - покамест - чинах.
Как положено воинству,
не скрываясь в тени,
с непреложным достоинством
держатся строго они.
Под бесшумными кронами
зеленеющих лип городских -
ни трибун с микрофонами,
ни знамен никаких.
Догадались едва ли вы,
отчего здесь народ:
черный сын Сенегалии
руки белые жмет.
Он, как статуя полночи,
черен, строен и юн.
В нашу русскую елочку
небогатый костюм.
По сорочке подштопанной
узнаем наугад:
не буржуйчик (ах, чтобы им!),
наш, трудящийся брат.
Добродушие голоса,
добродушный зрачок.
Вместо русого волоса -
черный курчавый пушок.
И выходит, не знали мы -
не поверить нельзя,-
что и в той Сенегалии
у России друзья.
Не пример обольщения,
не любовь напоказ,
а простое общение
человеческих рас.
Светит солнце весеннее
над омытой дождями Москвой,
и у всех настроение -
словно праздник какой.
—
|
|