Басмач

Дым папиросный качнулся,
            замер и загустел.
Частокол чужеземных винтовок
            криво стоял у стен.
Кланяясь,
      покашливая,
            оглаживая клок бороды,
В середину табачного облака
              сел Иган-Берды.
Пиала зеленого чая —
            успокоитель души —
Кольнула горячей горечью
             челюсти курбаши.
Носком сапога
          покатывая
                одинокий патрон на полу,
Нетвердыми жирными пальцами
                он поднял пиалу.
А за окном пшеница
            гуляла в полном соку,
Но тракторист, не мигая,
            прижался щекой к штыку.
Он восемь бессонных суток
            искал по горам следы
И на девятые сутки
            встретил Иган-Берды.
Выстрелами оглушая
            дикие уши горы,
Взяли усталую шайку
            совхозники Дангары.
Тракторист засыпает стоя,
            но пальцы его тверды.
И чай крутого настоя
            пьет Иган-Берды.
Он поднимает руку
            и начинает речь,
Он круглыми перекатами
            движет просторы плеч,
Он рад, что кольцом беседы
               с ним соединены
Советские командиры —
            звезды большой страны.
Он никого не грабил
            и честно творил бой,
Глазам его чужды убийства,
            рукам его чужд разбой.
Как снежное темя Гиссара,
             совесть его бела,
И ни одна комсомолка
            зарезана им не была.
Сто раз он решал сдаваться,
            но случай к нему не пришел.
Он выстрадал пять сражений,
                  а это — нехорошо.
И как путник,
    поющий о жажде,
            хочет к воде припасть,
Так сердце его сухое
            ищет Советскую власть.
Милость Советской власти
            для храбрых — богатый пир.
Иган-Берды — знаменитый
            начальник и богатырь.
— Непреклонные мои пули
            падали гуще дождей,
От головы и до паха
            я разрубал людей.
Сокровища кооперативов
            я людям своим раздавал,
Повешенный мною учитель
            бога не признавал,
Тяжелой военной славой
               жилы мои горды.
Примите же, командиры,
            руку Иган-Берды!—
Но старший из командиров
             выпрямился во весь рост.
По темным губам переводчика
                медленно плыл допрос.
И женщина за стеною
            сыпала в миску
                         рис.
Прижавшись к штыку щекою,
            жмурился тракторист.
Солнца,
    сна
      и дыма
          он должен не замечать.
Он должен смотреть в затылок
                льстивого басмача.
Кланяется затылок
            и поднимается вновь,
Под выдубленной кожей
            глухо толчется кровь.
И тракторист усмехается
            твердым, сухим смешком:
Он видит не человека,
            а ненависти ком.
За сорванную посевную
            и сломанные его труды
Совсем небольшая расплата —
                         затылок
                               Иган-Берды.