В тюремном карцере

Блаженны исполняющие волю пославшего их в мир ибо воля его — любовь. 

На голом, холодном, вонючем полу
Он лежит,
И крыса ночами чрез тело его,
Визжа,
Бежит. 

Средь мира убийц он убийцею быть
Не хотел
И твердо сказать то в лицо палачей -
Он посмел. 

Милльоны покорных идут под ружье
Рабов.
Нет. Лучше смерть. Лучше вечные раны
От оков! 

Расстрелом грозили. Глумились над ним.
И рукой.
По лицу его бил вчера офицер
Седой. 

Его судьи судили в лентах, в звездах,
И с крестом
Священник убеждал его не итти
С Христом. 

Учены они. Он — мужик лишь простой.
Сотни книг
Узнали они. Он с трудом лишь одну
Постиг. 

Но написано было в ней: “бога люби
И людей.
Никогда не враждуй. Ничью жизнь никогда
Не убей. 

И не бойся могущих за это тебя
Погубить.
Бойся душу, великую душу в себе
Убить!”. 

И, прочтя, он божественный свет в себе
Увидал
И бесстрашным борцом за любовь в тот день
Он встал. 

Как Христос, оплеван, поруган, как он —
Избит,
В цепях, но с великой, свободной душой
Он лежит. 

В груди чахотка. Ему больше семьи
Не видать.
К груди жену, дитя больше никогда
Не прижать. 

Пируют цари и вожди, — и штыки
Для них все льют.
И резать друг друга все также для них
Идут. 

Им — крики “ура!”. Им — кирок, костелов,
Церквей звон.
На голом тюремном, вонючем полу
Во вшах он. 

Им блеск, и победные арки, и горы
Цветов.
Ему побои и кровавый рубец
От оков. 

Но за то средь рабов, средь холопов тьмы
Один
Он царь над собой, над душою своей
Властелин. 

На голом, холодном, вонючем полу
Он лежит,
И крыса ночами чрез тело его
Бежит. 

Средь мира убийц он убийцею быть
Не хотел
И твердо сказать то в лицо палачей
Он посмел. 

Он скоро умрет, этот замученный
Человек.
Выше его нет героя в кровавый,
Зверский,
Ученый,
Гнусный
Наш век!