Тихие ветры гуляют над степью…

Тихие ветры гуляют над степью,
В жёлтой пыли угасают следы.
Душному, сонному великолепью
Трав и садов не хватает воды.
Жалобный голос телка с огорода,
Пчёлы, и мёд — как размякшая медь…
Так одомашнена эта природа,
Что и кузнечики бросили петь. 

Мне ни к чему годовые запасы:
Небо не всунешь в заплечный мешок… 

Этот телёнок — ходячее мясо,
Тихой судьбой приготовлен в горшок;
Это рябая жена счетовода,
В сахаре выварив с вишен оброк,
Словно телятину хочет природу
Высушить, законсервировать впрок.
Глупая!.. Если б к тебе мимоходом
Сад протянул не листву, не цветы, —
Банку плодов, засиропленных мёдом,
Как бы была осчастливлена ты!
И в тайниках коммунальной квартиры,
Зависть угрюмых соседей будя,
Жили бы летних степей сувениры —
Без ветерков, без грозы, без дождя.
Ну а ко мне равнодушны соседи;
Комната. Окна. За окнами — тьма.
Ворсом морозной и нищенской седи
В них с октября поселится зима.
И ленинградское хмурое утро
Будет следить, как, ровняя уток,
Ткёт тишина равнодушно и мудро
Тёплых снегов оренбургский платок.
Что я, влюблённый в рождение жизни,
В каменной изморози отыщу?
Солнце не выглянет, дождик не брызнет,
Песню-коленце не выведет щур…
Но у меня неотцветших черёмух
Гроздья походная папка хранит.
Тронь! — и раскатами первого грома
Даль предвечерняя заговорит.
Тронь! — и ветрами скитаний и странствий,
Плеском, прозрачною песней дрозда
Хлынут в лицо грозовые пространства,
Тенями вдаль проскользнут поезда.
Но у меня, поведённые болью,
Сокол упругие крылья простёр… 

Знала ли ты поднебесную волю,
Душу, летящую в ясный простор? 

Твой обиход установлен и прочен:
Трезвая жизнь, с лебедями кровать.
Благо — сосед беспокоен не очень,
Заперты двери… О чём горевать? 

Но благоденствия сытую силу,
Ровный покой от еды до еды
Вешняя ночь от меня уносила,
В лазах звериных теряла следы… 

Радуйся! — Гор родниковые кряжи,
Лес, начинающий лосем трубить, —
Кажется, я ничего здесь не нажил,
Кроме уменья живое любить;
Радуйся! — ты домовита. Но снова,
Трижды голодный, покинув жильё,
Только на отблеск костра путевого
И променяю довольство твоё, 

И при кончине моей на рассвете
Встретит не узкий бревенчатый сруб —
Небо, бездонное небо и ветер —
Шёпот моих остывающих губ.